Бальный зал

- ... вырву твои золотые волосенки, а потом...
Скрежещущий голос возник извне, где-то далеко-далеко в непроглядной темноте, и едва различимым бормотанием достиг ушей Рапунцель. Голос был знакомый. Он всколыхнул какое-то воспоминание и оно, растревоженное, медленно всплывало из пучины памяти на поверхность, страшное и омерзительное, как недельный утопленник. Силясь вернуть ускользающий сон, Сфорца заворочалась на перине, устраиваясь поудобней, и плотнее завернулась в одеяло. Но перина отчего-то была жесткой и колючей, а одеяла не оказалось вовсе.
-... да, пряничек, я выколю твои глазоньки, и буду...
Есть лишь миг, когда ты только просыпаешься, и нет никаких мыслей. Блаженный чистый миг. Приятная пустота. Но долго это не длится. Память возвращается быстро, заставляя испытать чуть ли не физическую боль от внезапного осознания безнадежности и шаткости собственного будущего. Как пытка водой. Раз за разом. До тех самых пор, пока новое положение вещей не станет привычным.
Широко распахнув глаза, Рапунцель вскочила, издав сдавленный жалобный писк и, прижавшись к стене, обреченно сползла обратно на солому.
… Внизу раскинулось покрывало леса. Черное и необъятное. А за спиной таяли яркие огни замка. Она не видела этого, но ощущала каждой охваченной ужасом клеточкой, каждым вдохом ночного майского холода, каждым глухим ударом сердца, отсчитывающим время и пространство, что преодолевали гарпии по прихоти колдуна, ожидая, что чудища вот-вот разожмут свои когтистые лапы, и все стремительно закончится.
Но вместо этого они сами, оказавшись вне досягаемости навязчивых придворных фей, которые могли отважится на погоню и создать массу затруднений, опустились на темную лесную прогалину. С пленницей не нежничали. Одна из гарпий, сыпля ругательствами, о существовании которых Рапунцель до сегодняшнего вечера даже не подозревала, вцепилась в волосы и пышную юбку своей парализованной страхом жертвы, да так крепко, словно та выказывала богатырские попытки к побегу.
Тем временем вторая крылатая тварь сорвала с шеи маленький мешочек, похожий на кошель, в котором крестьяне позажиточней обычно носят свой скромный капитал, и вытряхнула в раскрытую ладонь небольшой и округлый, как речная галька предмет, тускло мерцающий неживым белесым светом.
Рапунцель никогда раньше не доводилось видеть волшебные бобы, но она почти сразу же догадалась, что это он и есть – маленький и почти не примечательный, редкий предмет с огромнейшим магическим потенциалом.
Гарпия бросила боб на землю и отступила. Лесная трава, на которую он упал, медленно заколыхалась и начала исчезать, превращаясь в темную, вязкую на вид поверхность малюсенького, круглого как блюдце озерца. Вода в нем покачивалась и рябила, чуть поблескивая в ярком свете полной луны и с нарастающим ощущением полнейшей безнадежности, в глубине, за поверхностью, сквозь пространство, Сфорца различила мутные очертания незнакомых гор и высокие остроносые шпили мрачного замка. В этот же момент ее швырнули прямо в омут…
Комната худо-бедно освещалась крошечной лампадкой, оставленной на полу. Легчайший ночной ветерок, свежий и соленый, проникая сквозь единственное решетчатое  окошко, колыхал тоненький огонек, отчего на стенах плясали зловещие тени. Гарпия висела в дальнем темном углу, вниз головой как летучая мышь, зацепившись за потолочную перекладину, и одним полуприкрытым сонным глазом буравила Рапунцель.
- Переплет из твоей кожи будет хорош, как думаешь, моя прелесть? - полюбопытствовала она и сладко зевнула.
Вопрос, видимо, был сугубо риторический, так как гарпия ничуть не расстроилась из-за нежелания Сфорцы поддержать беседу. Еще некоторое время она продолжала невозмутимо объяснять, что сделают с пленницей в замке колдуна, но ее бормотание становилось все неразборчивей и в конце концов превратилась в тихое похрапывание.
… Несмотря на то, что летела Сфорца вниз, упала она вперед, растянувшись на шуршащем гравии – спасибо, ошметки платья уберегли от серьезных увечий. Воздух здесь был совсем другим: на смену мягким и пряным нотам леса, к которым она так привыкла, пришла холодная соленая свежесть близкого моря. Но приподнявшись на локтях, увидела она вовсе не море, которое, как говорили придворные дамы, плескалось где-то далеко-далеко-далеко, омывая мыслимые пределы известного мира, а возвышающиеся прямо перед собой мрачные исполинские замковые стены, колоннады и башни с пустыми темными окнами.
Стремительность, с которой Рапунцель выдернули из родного дома и переместили в логово злого колдуна, находящееся где-то чуть ли не в иномирье была столь неожиданной, отдавала такой безысходностью, что сознание ее не выдержало и отключилось, подарив блаженное неведение о том, как гарпии тащили ее через замковый двор, аскетичные каменные залы и, наконец, по винтовой лестнице, вверх-вверх-вверх, в маленькую убогую комнатушку под куполом башни…
Когда гарпия уснула, Сфорца встала и тихо, как мышка, подкралась к двери, конечно же оказавшейся запертой, затем – к окну. Море действительно было. Бесконечным покрывалом оно простиралось от края горизонта до края, далеко внизу, за замковыми стенами. Бежать, даже если и представится такая возможность, похоже, было некуда.
Вернувшись на свое жесткое ложе, Рапунцель, боясь разбудить свою стражницу, вздрагивая от каждого шороха, уткнулась лицом в солому и тихонько заплакала, мысленно прощаясь с домом, семьей и, возможно, даже с жизнью.
Через некоторое время лампадка стала блекнуть, мигать и комната постепенно погрузилась в кромешную темноту, а измученная пленница – в глубокий сон.