Утро выдалось снежным и морозным. Кому-то это может и не понравиться, да, но я-то знаю толк в настоящих зимах. Было время, когда я вдоль и поперек исходил множество земель, и признаться, именно зиму обожаю больше всего. Ее надо уметь ценить - эту неприступную холодную красоту.
Да и зимой относительно легко охотиться. Большая часть дичи, конечно, давно спит в своих норках, но какого-нибудь зайчишку можно подстрелить. Хотя кого я стараюсь напугать? Все зайчишки, которые то и дело попадают ко мне на обед, живут в клетках по соседству с моим домом.
В это утро мне пришлось отправиться в город, обменять шкурки и купить кое-какой провизии. Так что возвращался я с сумками и прекрасным настроением (оно становилось все более прекрасным по мере того, как расстояние между городом и мной увеличивалось), кутаясь в теплую стеганую куртку с меховым капюшоном. Когда до дома оставалось всего ничего - каких-то пару километров, я вдруг почуял чужой запах. Это ветер доносил его откуда-то сбоку, а потом еще и обрывки фраз и ржание лошадей.
"Кого еще лешие принесли? Стоит только поселиться на отшибе, как любой встречный-поперечный прется сюда, как будто медом намазано", - с досады я чуть было не выругался вслух. Ненавидел незванных гостей (а званных у меня никогда и не бывало).
Глянуть, что это за заблудшие души, стоило. Мало ли... вдруг объявились какие-нибудь другие охотнички, которые так нуждаются в том, чтобы быть посланными далеко и желательно со стрелой в заднице.
Я забросил сумки на спину, чтобы они мне не мешали красться, и, пригнувшись, быстро побежал к источнику подозрительных звуков. Куртка у меня была белой, шаги расслышал бы только какой-нибудь пугливый лесной зверек, а красться я наловчился мастерски. Так что теперь, перебегая от дерева к дереву, скрываясь за длинными бахромами снега, я с удивлением наблюдал за двумя девушками, которые ехали верхом. Лошади их увязали в сугробах и с каждым шагом шли все медленнее, а девушки вполголоса переговаривались о том, что затея с путешествием по такой погоде явно не самая удачная.
"И я с тобой полностью согласен, юная госпожа, - как бы ни приглядывался я, но рассмотреть девушек мне не удавалось, - и лес этот вообще страшный и полон жутких монстров. Боюсь, как бы один из них сейчас не стал завывать, чтобы вы перестали ехать к его обиталищу"

Что на самом деле произошло, Рапунцель поняла далеко не сразу - до того углубилась в собственные разочарованные думы. К тому же теплая шаль, в которую она закуталась от колючего ветра по самые ясные очи, значительно сужала кругозор.
Вдвойне громкий в мертвенно спящем лесу треск разломленной ветви едва успел запечатлеться в ее мозгу, как тут же был сметен оглушительным визгом сестры. Вусмерть перепуганный Чалый взвился на дыбы, присоединив к одинокому крику Лизы свой звонкий лошадиный глас. А через секунду каркал, ухал и скрежетал, казалось, уже весь окружающий лес.
В этом, прямо скажем, одном из худших проявлений неравенства полов, дамском седле, Рапунцель удержалась лишь благодаря недюжинной сноровке и невероятному благоволению богов. Но не легче оказалось и осадить испуганную лошадь.
Когда же сделать это наконец удалось, и Сфорца далеко не грациозно полусползя-полувыпадя из седла, неуклюже поспешила к сестре, одновременно борясь и со спутанным подолом, и сбитой шалью, и испуганно мечущимися в голове мыслями - разбойничья стрела? Ранена? Умирает? Что? - ожидая, что вот-вот из-за деревьев с воинственным кличем выскочат вооруженные до зубов молодцы. А они, дурехи этакие, покидая защищенный замок даже не подумали хоть как-нибудь вооружиться!
Неуловимая шайка разбойников, что облюбовала проторенный лесной тракт, давно наводила страх на местную знать и купцов. Грабили богатых, часть добычи «бескорыстно» раздавали нищим – и не очень – крестьянам, взамен получая их потворственное молчание, а также неиссякаемый запас продовольствия и предметов обихода.
Только лишь панически ощупав Лизу и собственными глазами убедившись, что та нисколько не пострадала, Рапунцель, хоть сердце ее все еще продолжало колотиться  в груди как птичка в тесной клетке, немножко успокоилась. Мыслям вернулась прежняя ясность, но страх все не отпускал.
- Я же говорила! Говорила! – беспомощно, шепотом, вся – слух.  - Довольно! Насмотрелись!

Марко «Искусный вор» Фуманалли - предводитель банды разбойников, живущих где-то в Таинственном лесу и не упускающих случая разорить королевскую казну.

- Темной ночью вышел я, вышел...я..., - блуждая по темному лесу, Марко сочинял историю в стихах о своих странствиях, но ни история, ни стихи никак не желали литься из него стройной песней. А ведь все так хорошо начиналось! Он, стройный и красивый, предводитель местной шайки бандитов-меценатов, сидел во главе стола, пируя после удачной "охоты" на богатенького и зажиточного синьора, вдохновенно делился со своими друзьями-собратьями как через несколько лет его подвиги прославят его на все королевства, да что там, его подвиги войдут в историю и не будет ни одного безграмотного крестьянина в самом захолустном селе, который не знал бы великого и благородного Марко Фурманалли! А эти...эти смерды и скоты! Ничтожные прихлебалы посмели поднять его на смех! Вынудили покинуть теплый и уютный трактир, усомнившись в его славе.
- Ну, ничего, я им покажу, я им все еще пока-а..., - заикнувшись на последнем слове, Марко присел от неожиданности, спасаясь от пролетавшей над головой сипухой, встревоженной диким криком, которым, он, кстати, тоже был немало встревожен и поспешил к месту событий.
Заприметив издали двух прекрасных дам и одного лишнего джетельмена, Марко прислушался к разговору и предположив, что четвертый бравый принц лишним в этой компании не будет, смело вышел из-за укрытия.
- Синьорины, этот..., - не подобрав нужного эпитета к субьекту в плаще, профессиональный разбойник с учтивостью вельможи и той же высокомерностью, смерил его оценивающим взглядом, продолжил, обращаясь к девушкам, - напугал вас? - поспешив самому оказать помощь, плененной снегом девушке, Марко резво обернул руку вокруг тонкой талии, извлекая девушку из сугроба, незаметно ощупывая, не притаился ли на поясе пышного платья столь же пышный кошель.

Пожалуй, на памяти Рапунцель это был едва ли не единственный случай, когда она ни капельки не радовалась тому, что оказалась права. Из вечерней прогулки по зловещему заснеженному лесу и не могло получится ничего хорошего. Будь сейчас жаркий майский полдень, вокруг щебетали птички и скакали трепетные лани, эти ужасные незнакомцы - несомненно лиходеи - просто не посмели бы покинуть свои мрачные логовища, чтобы повстречаться на их пути. Ведь всем прекрасно известно: самые ужасные и кровавые злодеяния происходят именно ненастными ночами, под оглушительные раскаты грома и вспышки молний или унылое завывание метели. Прямо как сегодня.
Конечно, может статься, что никакие это не лиходеи, а славные рыцари, которые, совершенно случайно прогуливаясь по темному лесу поспешили прийти на помощь дамам, совершенно случайно попавшим в беду, но она не спешила успокаивать себя заманчивыми надеждами.
Во-первых, глаз у Сфорцы был весьма наметан, так что внешний вид спасителей она успела оценить быстрее, чем они мысленно прикинуть очевидные плюсы этой неожиданной встречи. И если первый незнакомец, так лихо справившийся с Чалым и мило вернувший его хозяйке, пока был тревожной загадкой, но внушал смутные надежды  - однако на всякий случай она все же торопливо отступила к проторенной в снегу дорожке, стараясь держаться от него как можно дальше, потащив за собой коня и, заодно, Лизу - то с другим спасителем, кажется, все было предельно ясно, потому что...
Во-вторых, Рапунцель умела безошибочно распознать настоящего рыцаря.  Он мог быть настолько беден, что заложил латы и обходился без оруженосца, его верный конь мог пасть в бою, но если уж и свой фамильный меч он  пропил продал, или и вовсе никогда не имел, никакой это не рыцарь, а самый настоящий самозванец. На крестьянина, или ремесленника второй спаситель тоже не был похож. Вывод напрашивался сам собой.
К тому же бесцеремонность, с которой тот посмел извлечь Лизу из сугроба, когда она уже практически извлеклась оттуда сама с помощью первого спасителя, заставил Рапунцель воспылать праведным гневом и полностью увериться в своих догадках. При других обстоятельствах она без раздумий отвесила бы наглецу звонкую пощечину, но сейчас благоразумно решила не нарываться. Как, впрочем, и перепуганная сестра.
- Благодарим за помощь, господа, - прилагая все мыслимые усилия, чтобы голос был твердым и уверенным, или хотя бы не дрожал как у маленькой писклявой девочки, она решилась на самый отчаянный блеф в своей жизни:
- Мы хотели прогуляться в одиночестве и немного обогнали эскорт, - искренне хотелось верить что улыбка, которую она с трудом выдавила из себя была достаточно невинной и беззаботной и как бы говорила "да, что поделаешь, вот такая странная причуда вдруг взбрела нам в головы". - Не были бы вы так любезны, чтобы проводить нас? Здесь недалеко.
Звучало откровенно неубедительно, но Рапунцель казалось, что после такой просьбы незнакомцы если и не сбегут сами, так по крайней мере не решатся напасть сразу. И тогда уж, если удастся взобраться на коней, у них с сестрой есть шанс удрать.